— Ещё мгновение, и я взорвусь,— сказал чайник.— Уснули они, что ли? Я устал. Из меня пар валит.
— Я бы на вашем месте не волновалась,— ответила крышка кастрюли.— В крайнем случае слегка подгорите…
— Легко сказать: «подгорите»,— взволновался чайник,— у этих людей нет сердца. Вышвырнут без выходного пособия!
— Между нами говоря,— вмешалась лопаточка для помешивания,— это был бы не худший вариант. Подумайте сами: что вы теряете? В вашем-то возрасте…
Чайник обиженно засопел и подпрыгнул на месте. Негромкий звон прокатился по комнате. Мусорное ведёрко забубнило по-французски, совок шикнул, и ведёрко, запнувшись на полуслове, умолкло.
— Вода выкипела,— прошипел чайник.— Прощайте.
— Вы не исчезнете.— сказала плита.— но просто изменитесь. Возможно, даже не заметив этого. Возможно, вы останетесь самим собой, но изменится мир, или, вполне вероятно…
— Я горю. У меня плавится донышко. Горячо внутри. Я…
И чайник умолк.
— Так! — сказала тарелка, и повторила: так! так!
— Что с ним? Что с ним? — закричали чайные ложечки.— Он жив?
— Чайник! — сказала плита,— Отвечай. Это ты?
— Это я,— ответил сгоревший чайник.
— У тебя голос изменился.
Чайник засмеялся.
— Что с тобой? Тебе плохо?
— Эххххххх…
— Тебе хорошо? Чайник!
— Мне вос-хи-ти-тель-но!!! Мне так, как вам и не снилось! Уххххххххх…
— Как же так? — обиженно прогудел дымоход.— Это называется сгореть? Ах, чтоб тебя!
— Можно потрогать? — взмолилась портьера, лизнула красный, раскалившийся бок и мгновенно вспыхнула.
Кухня занялась, за ней и весь дом.
— Ну вот! Наконец-то,— пробормотал огонь,— а то: чайник то, чайник это, вскипяти воды, принеси дров… ах, нет, дрова — это, кажется, из дру… впрочем, не важно, не важно, не важно…